лесных ручьев и подземных источников. Земля тут была плодородна, и фермеры давным-давно облюбовали пологие склоны, где в изобилии росли пшеница и свекла, охотно скупаемые мельниками и сахарозаводчиками. Здесь было множество рыбацких хижин — в город Строчка втекала еще вполне чистой, охотничьи домики, пасеки, коптильни, умопомрачительный аромат которых в ветреную погоду долетал даже до городских окраин, и глиняные ямы (по большей части давно заброшенные). Еще здесь гнали самогон — весьма неплохой, ткали холстину и плели пеньковые канаты которые скупались редкими торговыми караванами. В целом же это были довольно глухие места, лежавшие в отдалении от главных дорог.

Последнее Фигаро нравилось особо.

Ферма Вильяма Дюка произвела на следователя весьма приятное впечатление. Это была даже не ферма, а объединяющая несколько фермерских хозяйств артель, во главе которой стояло семейство Дюков, коротающее свой век в обветшалой, но все еще крепкой усадьбе на холме. Маленькое здание в стиле поздней Реформации совершенно очаровало Фигаро: остроконечные крыши, выложенные ярко-оранжевой черепицей, увитый виноградной лозой фасад и маленький запущенный садик за старинной чугунной оградой веяли таким провинциальным покоем, что вызвали у следователя приступ сентиментальной фантазийности. Теперь он по-другому смотрел на своего раннего посетителя: Дюк не прислал к Фигаро кого-либо из своих подчиненных, а явился сам. Это располагало.

Во дворе усадьбы их уже ждали: рослый бородатый мужик в валенках и кожухе нараспашку, под которым красовалась вышитая кофта, казалось, сплошь состоявшая из цветастых заплаток. Дюк кивнул мужику и представил того как Польсия — по его собственному выражению, "старшего за скотину".

Польсий пожал следователю руку, обдав его ароматом свежего навоза, и сказал:

— Приятный день вам, господин Фигаро! Наслышан о ваших геройствах.

— И вам день добрый, мил-человек. — Следователь улыбнулся. — Это вы обнаружили… разорения?

— Так точно-с. Разрешите показать? Тут недалеко.

— Показывайте. И рассказывайте, как все было.

Все втроем они проследовали по склону холма к ряду высоких длинных строений с просмоленными дощатыми стенами, среди которых ютилась одинокая хибарка с высокой жестяной трубой, очевидно, рабочая подсобка. У большого железного сарая стояла повозка, запряженная двумя крепкими молодыми лошадками, с которой двое дюжих парней сгружали бочки с керосином.

— Значит, какое дело: утром захожу до курей — лежат, голубушки. Думал, лиса задушила, да только какая ж лиса сюда проберется! А там и свинью нашел. Да в и сами сейчас увидите…

Под высокой крышей большого длинного здания, куда Польсий привел следователя, размещался целый скотный двор: курятник, огороженный высокой проволочной сеткой, загон для свиней, несколько лошадей в стойлах и клетки с кроликами, увешенные амулетами от мора. Земляной пол был чист и присыпан свежей стружкой; в дальнем углу двое девок, засучив рукава, чистили стойла.

—Вона куры. — Польсий кивнул в угол, где на перевернутом ящике лежали две тушки в белых перьях. — Я их убрал, чтоб никакая зараза не пошла.

Следователь кивнул: это было разумным поступком. Ночные кровососки, обычно, переносят целый букет различной заразы, как правило, безопасной для людей, но отнюдь не для зверья.

Фигаро подошел к ящику и, подняв с пола прутик, потыкал белые комочки. Куры они и есть куры, две штуки. Дохлые. Он достал из саквояжа "мерило" и провел над курами — ничего. Стрелка даже не дрогнула.

— Железная решетка? — следователь щелкнул пальцами по загородке курятника.

— Так точно-с, железная!

Фигаро задумался. Железо, вообще-то, полностью исключало нападение кровососки — этих тварей оно прожигало до самых костей. Да и как понять, что куры не померли сами по себе? Вскрытие им, что ли, делать?

— Ладно, показывайте свинарник.

— Ох, запричитал Дюк, какая свинья была! Какая свинья! Точнее, какой хряк! Атлет! Герой! Какие от него были поросята, о-о-о-о! Лучший производитель на моей памяти! Держали отдельно, кормили как родного, пылинки сдували! И тут эта сволочь, понимаете, изволили помереть! Не мог, гад, эту кровососку разорвать! Изнежили мы Хрякуса, вот что…

Фигаро усмехнулся, но подумал, что Дюк, в принципе, прав: свиньи для кровососок были добычей класса "люкс", на которую последние, как правило, не зарились, разве что на самых слабых и больных. Но сожрать здорового хряка…

Хряк лежал в загоне, аккурат рядом с корытом в котором еще плескались остатки воды. При жизни покойник явно отличался богатырским здоровьем: выросший на ферме Фигаро кое-что в это понимал. Скелет хряка вполне можно было выставлять в каком-нибудь музее фермерства; это был великолепный образчик того, на что способны чудеса селекции вкупе со здоровым питанием.

Сейчас же несчастный Хрякус более напоминал сдувшийся дирижабль: серая от обескровливания кожа натянулась на могучих костях, демонстрируя полный набор торчащих наружу ребер. Кровососка, учинившая сие злостное убиение, должна была быть воистину здоровенной и наглой тварюкой.

Фигаро коснулся покойника мерилом. Стрелка чуть качнулась и вновь спокойно улеглась на нулевую отметку в самом начале зеленого сектора шкалы: ничего. Вообще ничего.

Это было необычно: даже слабые эфирные колебания, оставленные кровосоской, не успели бы полностью выветриться за такой короткий срок. Следователь поднял с пола прутик побольше и ткнул дохлого хряка в бок.

Хрусть! Прутик провалился сквозь кожу, которая от этого слабого удара рассыпалась, словно бумага древнего свитка. Вокруг отверстия появилась большая капля густой как еловая смола темно-вишневой крови.

Фигаро задумался. Он не раз видел последствия нападения кровососок и должен был признать, что этот случай был из ряда вон выходящим. Туша выглядела именно так, как и должна была выглядеть после пиршества кровососки, но она не должна была рассыпаться в порошок.

"А если это болотник?", — подумал следователь, потирая лоб. "Нет, тогда бы остались следы, очень характерные следы. Тогда что? Лесовик? Ну, разве что, совсем оголодавший. И воняло бы здесь как в выгребной яме… Кикимора?‥ Хм… В этих лесах вполне могла выжить парочка, но кикимора переполошила бы всю живность за версту вокруг. Тогда кто — баюн? Да, похоже на баюна, очень похоже, вот только баюн утащил бы тушу с собой, в логово… Ничего не понимаю".

Он обернулся к Дюку и Польсию, которые тихо обсуждали между собой что-то сельскохозяйственное, и спросил:

— Кто-нибудь видел или слышал прошлой ночью что-нибудь необычное? Хоть что-то?

Те замотали головами. Польсий пробурчал:

— Я тут завсегда сторожую, ваше сиятельство. Сторожка моя напротив — да мы как шли мимо проходили. Ночами у нас тихо, ежели что, сразу слышно. А вчерась всю ночь — ни гу-гу.

— Ладно, — следователь вздохнул. — Давайте так: я пока тут похожу, посмотрю, что да как, подумаю, где лучше